Трудовой кодекс
require_once('includes/ban_app.inc'); ?>В Москве многие старички о четырех колесах имеют шанс быть проданными в регионы. У нас еще достаточно умельцев, готовых самостоятельно реанимировать даже то, что двигаться уже, кажется, не может вовсе. Часть аварийных или просто старых авто продается на запчасти. Но еще почти тридцать тысяч машин столичные автолюбители просто бросают, как фантики. Ободранные ржавеющие «скелеты», которые всем нам приходится лицезреть в своих дворах, ничего, кроме раздражения, не вызывают. А ведь старый автомобиль — это целые залежи «полезных ископаемых»: металлы, пластмасса, резина, дерево, картон, текстиль, керамика, стекло! И если суметь грамотно распорядиться всем этим добром, бывшее средство перемещения может стать источником обогащения.
В больших или меньших масштабах проблема вторичной переработки машин (авторециклинга) касается всех регионов, но первой наиболее остро ощутила ее на себе Москва. И не удивительно, что единственную более или менее внятную программу авторециклинга в стране инициировали именно столичные власти. «Остатки роскоши» было решено убирать централизованно. Специальная инвестиционная программа стартовала еще в начале 2003 года — предприятия, желавшие принять в ней участие в качестве подрядчиков, включились в конкурс, поскольку их оказалось гораздо больше, чем вакантных мест. В результате из полусотни кандидатов было отобрано десять. В их число попала и фирма «Дробус», бизнес которой до того момента состоял в содержании спецавтостоянки.
— Нас очень заинтересовала столичная программа, которая непосредственно определяет сферу деятельности предприятия как «сбор и переработку брошенного транспорта», — говорит исполнительный директор «Дробуса» Сергей Старшинов. — Дело в том, что спецавтостоянки имеют шаткий правовой статус, в любой момент могут быть ликвидированы как класс в том виде , в котором они существовали последние годы. Поэтому мы немедленно включились в инвестиционный конкурс.
Для победы обязательно нужно было иметь оборудованную бетонным или асфальтовым покрытием площадку с ограждением и освещением, охраной, необходимой инфраструктурой, соответствующей техникой и персоналом. «Дробусу» не пришлось вкладываться в организацию площадки непосредственно для участия в конкурсе, поскольку компания занималась всеми этими работами и прежде, а техника — эвакуаторы, манипуляторы, погрузчики, тягачи — была закуплена еще под нужды спецавтостоянки. В итоге на конкурс фирма вышла уже с разработанной исходно–разрешительной документацией.
Мэрия выставила еще одно условие: вложить в эту инвестиционную программу немалую сумму денег, прописанную отдельной строкой в договоре. «На тот момент это было порядка 3 миллионов рублей, — вспоминает Старшинов, — при этом вся техника наша стоила еще дороже. Так что вложения были достаточно солидными». Зато после победы в конкурсе «Дробус» получил не только госзаказ, но и соответствующие льготы. Так, например, за аренду земли компания платит сегодня в 10 раз меньше, чем соседи, не занимающиеся деятельностью, признанной властями полезной для города.
Связи — главный капитал!
Завести свою спецавтостоянку тоже не очень–то просто — в Москве такой объект может появиться только согласно распоряжению префектуры. В общем, удовольствие, доступное не каждому частному предпринимателю с улицы. Кроме того, необходимо иметь хорошо налаженные связи с ГИБДД. Пока большинство таких объектов создано в столице именно выходцами из МВД. Этого, кстати, не скрывает руководство ни «Дробуса», ни восьми других компаний, действующих в рамках инвестиционной программы. Так, первой компанией, включившейся в столичную программу авторециклинга, стало ООО «Технотранссервис», также начинавшее в свое время со спецавтостоянки в Тушино, а заместитель генерального директора компании Евгений Кошкин четверть века проработал в МВД.
— Конечно же, для такого бизнеса требуются связи. А у нас половина сотрудников — бывшие гаишники, и они всю эту «кухню» знают, — признает Старшинов. — Да, нужны были деньги — и они нашлись. Впрочем, начинали–то мы с одной–единственной дробилки: измельчали железобетонные плиты, валявшиеся повсюду после строительства, делали из них бетонные блоки и продавали населению. Но это время закончилось вместе с дармовыми плитами, началась следующая стадия — спецавтостоянка. А поскольку статус спецавтостоянок очень зыбок, мы переключились на брошенный транспорт. В общем, все законно и красиво.
За утилизацию одной легковой машины столичный бюджет платит сегодня 980 рублей, за расправу над грузовиком — 1 600. Договоры у «Дробуса» заключены с 14 ДЭЗами на северо–востоке Москвы, так что работа у предприятия есть всегда. В общем же приближении алгоритм выглядит следующим образом: в каждой дирекции действует комиссия, в которую входят представители ГИБДД, управы и ОТИ (организаций, осуществляющих техническую инвентаризацию объектов). Обнаружив бесхозную машину , комиссия составляет акт, который ДЭЗ отсылает подрядчику. Тот выезжает на место и забирает автомобиль. Если машина явно подлежит утилизации, сразу же включается пресс. Но когда машина представляет еще какую–то материальную ценность и не похоже, что она брошена, ее определяют на площадку — дожидаться своей участи. Если за месяц-два владелец не объявится— машина идет на разборку.
— Такие транспортные средства мы подразделяем на две категории — брошенные владельцами и просто вышедшие из эксплуатации, — говорит Игорь Простецкий, глава департамента транспорта и связи правительства Москвы. — В целом, по Москве огромное количество бросаемых машин — в среднем 8–10% от числа всех транспортных средств, ежегодно выходящих из эксплуатации, и порядка 0,85–0,88% от общего числа автомобилей в столице. Со «скелетами», которые мы видим время от времени во дворах, особых проблем нет. Их можно просто вывезти и утилизировать, население микрорайона будет только радо избавиться от такого «украшения». Сложнее с теми, которые, в принципе, еще представляют какую–то ценность. Нередко случается, что вывезенная машина все же нужна была своему владельцу, только вспоминает он о ней, когда уже не находит ее на месте. Именно поэтому такие машины не разбираются сразу, а выстаиваются некоторое время на площадке «Дробуса». И порой за ними все же приезжают хозяева.
В округе у «Дробуса» есть только один официальный конкурент — фирма «Эфа». «Мы друг другу не мешаем, работы хватает, тут возить — не перевозить, — утверждает Старшинов. — В горячие месяцы утилизируем больше сотни машин». Все это делается малыми силами — в штате компании 12 человек.
Экономика разборки
Все подрядчики занимаются сегодня лишь частичной утилизацией. Металл в одно место, колеса в другое, масла — в третье. «Все уже отработано, у нас налажен целый комплекс действий, — говорят в «Дробусе». — Ликвидные запчасти реализуются через комиссионный магазин. Металл и масло сдаем другим компаниям, которые специализируются на их утилизации. Причем, если за сданный металл фирма–приемщик платит нам (1 800 рублей за тонну), то за масло — наоборот. Дело в том, что утилизация масла — процесс довольно дорогостоящий». Пластик и текстиль отправляются в утиль, на специальные перерабатывающие предприятия, которые сами вывозят этот мусор на своих машинах .
В течение года столичные предприятия, подобные «Дробусу», сдают свыше 90 тысяч тонн металла. Очищенный от примесей, измельченный металлический шрот охотно покупают металлургические заводы. Кстати, в Швейцарии сегодня 15% всего выплавляемого металла имеет «автомобильное» прошлое. Довольно доходным бизнесом оказывается и утилизация шин — при наличии соответствующего оборудования.
В отличие от целого ряда других столичных подрядчиков, для «Дробуса» авторециклинг — основной источник доходов. Но живет предприятие не на бюджетные деньги, и даже не на заработки от сдачи металлолома, а на доход, получаемый от реализации бывших в употреблении запчастей. В прошлом году предприятие вывезло и утилизировало 1 300 единиц техники на сумму в 1 250 000 рублей. В этом году дело идет еще живее — только за полгода число машин , доставшихся по госзаказу «Дробусу», составило 765 единиц. Рентабельность бизнеса в среднем — 30%, если не учитывать «приработка» от продажи запчастей.
— Заниматься только брошенным транспортом — на этом далеко не уедешь, — говорит Старшинов. — У всех, как правило, есть побочные виды бизнеса . Кто–то торгует битыми машинами , кто–то восстанавливает и продает через комиссионные магазины. Мы можем позволить себе не «распыляться» только благодаря большим объемам заказов, поскольку в одиночку обслуживаем 12 из 14 управ своего округа. У компании сегодня 12 манипуляторов, 4 эвакуатора, два тягача. Потому при нормативных сроках эвакуации брошенного автомобиля в течение трех суток больше пары дней после получения заявки машина не стоит. Что касается запчастей, то двери и капот можно продать рублей по триста, если они не ржавые и не дырявые.
Неплохо продаются редукторы задних мостов и коробки передач. В целом, один старенький «Москвич» (или «Жигули») может принести около тысячи рублей только за счет запчастей. А вот иномарку можно продать буквально всю, вплоть до резинового коврика под ногами».
Рыночный подход
В последнее время «Дробус» прирос новым бизнесом, занявшись укладкой «лежачих полицейских», получив заказ на эти работы в префектуре. Предприятие покупает их в соседней Ярославской области, где налажено производство из старых покрышек. «Они их делают, можно сказать, из воздуха, продают нам, а мы укладываем», — Старшинов доволен таким раскладом. Свою резину «Дробус», вопреки ожиданиям, в Ярославль не возит, сдает московским предприятиям — перевозка обойдется слишком дорого, транспортные расходы съедят прибыль. А вот вопрос о том, почему бы «Дробусу» не заняться переработкой вторсырья самостоятельно, попал, что называется, в самое яблочко.
— Сказать честно? — живо отреагировал Сергей. — Наш директор, Хачик Егиазарян, поддерживает отношения с земляками, перебравшимися в США. Те предложили на льготных условиях, по кредиту со смехотворными процентами, поставить нам завод по переработке шин, установки по переработке металлов, масел, резины и всего прочего. Единственное, чего хотели партнеры, — гарантий от московских властей в том, что этот бизнес завтра не закроется. Все упирается в аренду земли. Если власти вдруг не захотят в очередной раз продлить договор аренды, предприятие окажется в очень «интересном» положении.
Однако таких гарантий никто дать не захотел.
— А ведь этот завод — просто находка в городских условиях, на нем не используется никакой химии, применяется чистая механика, — сокрушается Старшинов. — Установка очень быстро окупает себя, у нее высокая производительность. И земли–то надо было всего пару гектаров. Мы обили все пороги, дошли до Шанцева, но, хотя все признают, что дело это нужное, землю нам все равно не продают!
Тем не менее, сдаваться владельцы «Дробуса» не собираются. «У нас ведь как? — если с парадного входа не получилось, зайдешь с черного или через окошко влезешь!» — рассуждают в компании.
Столичные власти аргументируют свою позицию следующим образом. «На сегодняшний день мы фактически решили проблему, связанную с утилизацией автомобилей, ежегодно под пресс попадает 25–28 тысяч транспортных средств, системой авторециклинга охвачен 61% Москвы, — излагает свое видение ситуации Игорь Простецкий. — Имеющиеся предприятия постепенно расширяют зоны своего влияния, и серьезной необходимости в появлении новых участников в программе авторециклинга нет. Другое дело — то, что мы можем периодически менять исполнителей в случае, если они не хотят наращивать свои мощности и обзаводиться соответствующим оборудованием, пытаются работать «по старинке». Что касается долгосрочной аренды, то у городских властей есть серьезные опасения, что фирма, получив участок, сменит сферу деятельности на более прибыльную».
Сложно, конечно, представить, что предприятие, поставившее на арендованной площади завод стоимостью 16 миллионов долларов, тут же свернет этот проект и вложится в новый бизнес . А что до «узкого круга» счастливчиков и регулярного пересмотра списка допущенных к авторециклингу компаний… Злые языки утверждают, что таким образом структуры, близкие к мэрии, просто выдавливают своих конкурентов с рынка.
А как у них?
Закон об авторециклинге принят и успешно работает во всех развитых странах. По данным Всероссийского НИИ автотранспорта, ежегодно во всем мире предприятия, специализирующиеся на утилизации старых машин , обеспечивают работой свыше полутора миллиона человек. При этом общая стоимость продукции, произведенной из полученных после их вторичной переработки , превышает 250 миллиардов долларов. Как правило, за рубежом объем материалов, остающихся не пригодными к дальнейшему использованию, составляет не более 20% от общей массы автомобиля. К тому же, Европейской Комиссией приняты законы, предусматривающие, что при утилизации автомобилей, начиная с 2015 года, минимум 85% (в 2015 году — 95%) веса должно подвергаться вторичной переработке , только 10% могут быть сожжены и всего 5% — захоронены.
Крупные автопроизводители даже опережают установленные сроки. Например, в компании BMW существует специальная проектная группа, которая опытным путем проверяет, насколько полно можно утилизировать автомобиль еще до того, как новая модель сойдет с конвейера. Последние модели компании удается использовать повторно почти на 95%; на топливо идут лишь мелкие пластиковые детали, которые сложно и очень трудоемко разбирать, а также масло, антифриз и остатки бензина. В результате получается, что из каждых двадцати BMW можно сделать после рециклинга 19 новеньких автомашин со старой «генетической памятью» материалов!
Закон поможет?
В легальную систему авторециклинга Москвы вошло всего десять предприятий. Зато по всей столице раскинуты сотни авторемонтных мастерских, которые скупают за бесценок старые машины у владельцев. — Все вышесказанное касается брошенных машин , — говорит представитель мэрии. — Остальные транспортные средства, вышедшие из эксплуатации (а их не менее 90 процентов), являются хорошим источником доходов для десятков и даже сотен предприятий, которые не участвуют ни в каких программах.
Всего за 100–200 долларов пожилого «стального коня» можно купить у бывшего владельца — тот с радостью расстанется с утилем, тем более что фирмы включают в свои «спецпредложения» еще и снятие автомобиля с учета. Затем изымаются все годные запчасти, авто подкрашивают, обновляют и — продают в Южном порту (на крупнейшей столичной автобарахолке). Автомобили втихаря утилизируются и через автокооперативы, автостоянки, мастерские. Но у этих «левых» мастерских нет ни желания, ни возможностей заниматься утилизацией в необходимых масштабах. В итоге, сняв с автомобиля лишнее, такие фирмы все остальное — аккумуляторы с кислотой, масла, пластик — вывозят на свалки, сливают в городские стоки, нанося серьезный ущерб экологии.
— Необходимо принять закон об утилизации транспортных средств и взимать определенную сумму с первого владельца авто, как это делается за рубежом, — говорит Игорь Простецкий. — В его правовом поле можно будет создать систему учета, контроля и сертификации компаний, специализирующихся на авторециклинге, чтобы пресечь появление запчастей, уже бывших в эксплуатации, под видом новых , и загрязнение окружающей среды.
С точки зрения чиновника, авторециклинг — многообещающий бизнес, который ждет большое будущее. «Наращивать утилизационные мощности уже сегодня — в интересах самих компаний. После принятия федерального закона об утилизации транспортных средств в эту сферу польются приличные деньги, — утверждает Простецкий. — К тому же, машин в Москве, да и в целом по России, становится все больше. Только в столице к 2012 году ожидается суммарный парк автомобилей порядка 4 миллионов единиц. В законе будет оговорено сокращение срока эксплуатации до 12,5 лет, то есть в ближайшие годы количество транспорта, отправляемого на утиль, вырастет буквально в разы. Если при этом удастся провести в проекте закона требование о взимании взноса на утилизацию с первого владельца новой машины хотя бы в размере 100 долларов, для его последующей передачи фирме–утилизатору, такой бизнес станет просто золотой жилой. Ведь в утилизацию только в столице одновременно могут поступить до 200 тысяч машин .