Мир попал в ловушку неравенства

Бывший вице-президент Всемирного банка Кемаль Дервис рассказал о том, почему нищета растет не только в странах третьего мира

Неравенство во многих частях мира растет. Например, в США доля доходов высшего класса - 1% населения увеличилась более, чем в два раза с конца 1970-х годов, - с около 8% годового ВВП до 20%. Такого не было с 1920-х годов.

Проблема неравенства не всегда связана с экономической политикой, как таковой. Хотя такая связь была замечена в начале XX-го века: некоторые ученые утверждали, что капитализм стремится к созданию хронического недостатка платежеспособного спроса. А концентрация доходов приводит к "избыткам сбережений", поскольку очень богатые делают большие сбережения.

Тем не менее, с конца 1930-х годов этот аргумент потерял актуальность, по мере быстрого роста рыночных экономик Запада после второй мировой войны и более равномерного распределения доходов. Пока наблюдался этот бизнес-цикл, не было заметных тенденций к хроническому недостатку спроса. Краткосрочные процентные ставки, скажут большинство макроэкономистов, всегда можно установить достаточно низко, чтобы генерировать разумный уровень занятости и спроса.

Теперь, однако, когда неравенство снова растет, аргументы, связывающие концентрацию дохода с макроэкономическими проблемами, снова стали актуальными. Рагхурам Раджан из Чикагского университета, бывший главный экономист МВФ, рассказывает в своей книге "Линии разлома" (Fault Lines) правдоподобную историю о связи между неравенством доходов и финансовым кризисом 2008 года.

Раджан утверждает, что огромная концентрация доходов у верхнего слоя населения в США привела к политике, направленной на стимулирование неустойчивого заимствования со стороны групп с низким и средним уровнем доходов через субсидии и гарантии по кредитам в жилищном секторе и мягкую денежную политику. Также мы помним взрывной рост долгов по кредитным картам. Эти группы населения защищали рост потребления, к которому они привыкли, все глубже погружаясь в долги. Косвенно, очень богатые предоставляли займы другим группам, а финансовый сектор был агрессивным посредником между ними. Этот неустойчивый процесс привел к катастрофическому сбою в 2008 году.

Джозеф Стиглиц в своей книге "Свободное падение" (Freefall) и Роберт Райх в своей книге "Афтершок" (Aftershock) рассказали похожие истории, а экономисты Майкл Кумхоф и Ромен Рансьер разработали формальную математическую версию возможной связи между концентрацией доходов и финансовым кризисом. В то время как базовые модели различаются, кейнсианские версии подчеркивают, что если сверхбогатые делают большие сбережения, можно ожидать, что все возрастающая концентрация доходов приведет к хроническому превышению запланированных сбережений над инвестициями.

Макроэкономическая политика может попытаться компенсировать это посредством дефицитных расходов и очень низких процентных ставок. Или же заниженный обменный курс способен помочь экспортировать недостаток внутреннего спроса. Но если доля групп с самым высоким уровнем доходов продолжает расти, проблема будет хронической. И в какой-то момент, когда государственный долг станет слишком большим, чтобы позволить дальнейшие дефицитные расходы, или когда процентные ставки приближаются к нулевому низшему уровню, в системе иссякают решения.

Может, проблема в США заключалась в слишком малых сбережениях, а не слишком больших? Разве постоянный дефицит текущего счета страны не отражает чрезмерное потребление, а не слабый платежеспособный спрос?

Недавние работы Раджана, Стиглица, Кумхофа, Рансьера и других объясняют очевидный парадокс: находящиеся на самом верху финансировали спрос всех остальных, что способствовало как высокому уровню занятости, так и большому дефициту текущего счета. Когда наступил крах в 2008 году, масштабная фискальная и монетарная экспансия предотвратила коллапс потребления в США. Но вылечила ли она основную проблему?

Хотя динамика, приводящая к увеличению концентрации доходов, не изменилась, занимать уже не просто, и в этом смысле еще один цикл бума-спада маловероятен. Но это вызывает другие трудности. Когда спрашивают, почему не делается больше инвестиций, большинство фирм ссылаются на недостаточный спрос. Но как может внутренний спрос быть сильным, если доход достается только богатым?

Потребительский спрос на предметы роскоши вряд ли решит проблему. Кроме того, процентные ставки не могут стать отрицательными в номинальном выражении, а растущий государственный долг может значительно подорвать фискальную политику.

Таким образом, если динамику, способствующую концентрации доходов, нельзя направить в другую строну, сверхбогатые будут инвестировать в сбережения большую часть своих доходов. Предметы роскоши не смогут подпитывать достаточный спрос, люди с низкими доходами не смогут больше брать в долг, фискальная и монетарная политика достигает своего предела, а безработицу нельзя будет экспортировать. Экономика может застопорится.

Подъем экономической активности в США в начале 2012 года по-прежнему во многом обусловлен чрезвычайной экспансионистской монетарной политикой и неустойчивым дефицитом бюджета. Если бы концентрацию доходов можно было уменьшить по мере уменьшения дефицита бюджета, спрос можно было бы профинансировать устойчивыми, поступающими из многих источников частными доходами. Государственный долг можно было бы уменьшить, не опасаясь рецессии, поскольку частный спрос будет сильнее. Инвестиции увеличатся по мере улучшения перспектив спроса.

Эта линия рассуждений имеет особое значение для США, учитывая степень концентрации доходов и предстоящих финансовых проблем. Но общая тенденция в сторону увеличения доли доходов высшего класса имеет глобальный характер, и трудности, которые она может создать для макроэкономической политики, больше нельзя игнорировать. 

Кемаль Дервис - бывший министр экономики Турции, бывший руководитель программы развития ООН (UNDP) и бывший вице-президент Всемирного банка. В настоящее время вице-президент и директор Программы глобальной экономики и развития в Институте Брукингса.